Гранин о Гранине
- Подробности
- Родительская категория: Читателям
- Категория: Рекомендуем
- Опубликовано 20.12.2018 09:59
- Автор: Администратор
Накануне столетия писателя мы предоставляем слово самому Д.А. Гранину. В своих многочисленных интервью он откровенно говорит о реалиях современной жизни, о прошлом, о вечных ценностях, о культуре. Предлагаем яркие, зачастую афористичные фразы писателя, которые дают представление о принципах, положенных в основу его жизни и литературного творчества.
О власти
Наша власть не то чтобы отторгает честных людей, но она не стремится наказать нечестных. У нас не было ни одного судебного процесса над крупным чиновником – скажем, министром, первым заместителем министра… Эта обстановка безнаказанности… я не знаю, почему она существует – то ли потому, что власть слаба, то ли потому, что никто реально, а не на словах не запрещает чиновнику быть нечестным.
Наши депутаты и министры полагают нормальным, если их помощник, секретарша получают больше любого профессора. Нестерпимо ощущение, что так положено, что это узаконено, что это нормально, Что все остальные, те, кто не приближен к власти, являются людьми второго сорта. Не мы, налогоплательщики и производители ценностей, являемся хозяевами страны, а они, которых мы содержим. У них и в мыслях нет, что они всего лишь нанятые нами служащие.
Мы должны понимать, что наша «новорусская элита» , богатство которой густо замешано на казнокрадстве и коррупции, - это моральное уродство нашей жизни. Всё это чиновничество наше, ужасное, растленное, их прислужники, все они – саранча, которая объедает страну. Жизнь их нормальному человеку непонятна и не будет никогда понятна: зачем столько грабить, столько копить, когда уже и для внуков, и для правнуков накоплено?
О памяти
Память коварная вещь. Мы вспоминаем большей частью то, что нам нравится сегодня, те моменты, где мы выглядим достойно. А то, что не нравится, вытесняем из памяти, прячем от себя... А ведь без чувства вины, без суда совести, без памяти что представляет из себя человек? Память -это личность, это его истинное я. Но только полная, подлинная память, а не урезанная душевного комфорта ради... иначе человек превращается в самодовольное, равнодушное, бездуховное существо...
Об истории
Мне кажется, что у нас существует неправильное отношение к прошлому. Довольно продолжительное время мы в истории обходили роль многих выдающихся деятелей — и государственных, и общественных. Нужна полнота. Есть много сторон народной жизни, которые достойны интереса. Нельзя создавать выборочную историю.
Пытаться вернуть историческое сознание необходимо. То историческое сознание, которое в большой мере присутствовало, допустим, в 19 веке, когда люди понимали, что они находятся в потоке истории, что всё, что они делают, оставляет в ней след, отпечатывается и будет соответственно оцениваться следующими поколениями. Непосредственное ощущение истории очень важно, потому что оно рождает чувство ответственности перед детьми, внуками, правнуками – чтобы не опозориться перед ними и не опозорить их.
Я сделал небольшую работу о нашей истории. О том, что мы всегда обращались с ней ужасно, всё время её приспосабливали к политике, к нуждам власти, вождей.
О войне
После войны и думать не желал больше о войне. Столько потерь, трагедий пришлось пережить, что хотелось тут же забыть о них, не вспоминать больше... Потом, спустя годы, я вдруг заметил в себе и в некоторых окружающих меня людях какое-то невольное любование пережитым на войне. Казалось бы, естественное чувство гордости победителей и освободителей. Но оно сопрягалось с несколько романтизированным восприятием войны и даже, как думалось мне, украшательством. Мне же хотелось рассказать о войне максимально честно. Начинал писать — получалось слишком тяжело. И всё откладывал на потом.
Мне кажется, нельзя любоваться войной — это безнравственно. Война — противоестественное занятие для нормального человека. И, хотя люди проявляют на войне и героизм, и самоотверженность, и товарищество, война не делает человека лучше.
О нравственности
Интеллигентность – это чисто русское, а сейчас чисто советское понятие. Определить интеллигентность, сформулировать, что это такое, по-моему, до сих пор ещё никому не удавалось. Есть ощущение интеллигентности как ощущение порядочности. Я считаю, что интеллигенция – это цвет нации, цвет народа. Я встречал неинтеллигентных людей среди учёных, даже крупных, и знаю прекрасных интеллигентов среди рабочих.. Это понятие для меня не классовое, не должностное, не образовательного ценза, оно вне всех этих формальных категорий, иное – какое-то духовное понятие, которое соединяется в чём-то с понятием порядочности, независимости, хотя это разные вещи… Что не свойственно интеллигенту – мы все понимаем. Он не может быть человеком, поступающим против совести, бесчестным, шовинистом, хамом, стяжателем.
Нравственный климат в стране невыносим. На протяжении моей жизни, даже в любые годы Советской власти, такого массового падения порядочности и такой повальной бессовестности не было.
Проблема милосердия состоит, вообще-то говоря, в практике. Человек должен иметь практику сострадания и сочувствия. Сострадание и сочувствие – не абстрактный гуманизм, не просто наименования, а повседневное применение, которое требует жертв и лишений от человека, если он хочет быть милосердным, благотворителем или филантропом. Человеколюбие, милосердие должно быть деятельным, то есть вы должны сами иметь возможность что-то сделать… Откупаться деньгами, конечно, легче всего.
Об искусстве
Некоторые люди... ко всему на свете, включая искусство, готовы подходить с точки зрения наличия информации. Такой подход опасен. Сердцевина искусства, его сущность, его волшебство — не в объёме информации, а, если хотите, в тайне. Да, в тайне, в её неразгаданности.
О литературе
...надо выходить к читателю с проблемами, которыми я сам живу, мучаюсь, болею, решения которым не знаю. Выходить не с готовыми ответами, а и с размышлениями о жизни, не с итоговым выводом, а и с поиском истины.
Одна из вечных задач литературы — бередить совесть, пробуждать чувство вины. Что она стоит без этого?
У нас существует образ русского писателя..., который служит критерием и эталонной мерой для нашей литературной жизни. Наши классики своим поведением, своим отношением к достоинству и чести писательской создали этот образ русского писателя, утвердили неписаный высокий и строгий нравственный кодекс. У каждого из них были свои человеческие слабости, но благородные их поступки, нравственный максимализм, мужественная защита униженных и оскорблённых — вот благодаря чему возник особый ореол у этого звания — русский писатель, вот почему оно вызывало только уважение.
Если же разобраться в том, откуда всё-таки берётся потребность писать прозудокументальную, то, пожалуй, объясняется это тем, что в какой-то момент возникает вдруг недоверие к сюжету. Начинаешь ощущать сюжет как сочинительство! Не всегда ложь, но всегда условность. Выстраивая сюжет, я волен делать с ним что хочу. Иное дело — жёсткие пределы конкретных фактов, в которых не посвоевольничаешь.
Убеждён: в жизни каждого русского писателя Пушкин — явление решающее. И встречи с ним не поддаются никакому учёту. Вся жизнь — это бесконечная встреча с Пушкиным. С него всё начинается и к нему всё возвращается. Известна фраза, приписываемая обычно Достоевскому: русская литература вышла из гоголевской «Шинели». Да, из «Шинели» тоже. Но раньше и прежде всего - из Пушкина. Все мы, и в прошлом веке, и в нынешнем, вышли из Пушкина...
С годами меня всё чаще тянет к пушкинским стихам, к пушкинской прозе. И к Пушкину как к человеку. Чем больше вникаешь в подробности его жизни, тем радостней становится от удивительного душевного здоровья, цельности его натуры.
… он [Достоевский] для меня писатель всё более интересный и... загадочный. Да, загадочный, потому что он дал образец таких возможностей проникновения в человека, равных которым мировая литература ещё не знает.
Бунин словно бы играет словом, стиль у него яркий, цветной. Это как витраж — поражает сам рисунок, игра света, блики. Всё это так прекрасно само по себе, что уже совершенно неважно, что там за окном.
Чехов — прозрачное стекло поразительной чистоты. У него языка будто бы не существует, я не замечаю его. Для меня это высшее мастерство. Чехов пишет так, что между мной, читателем, и героем ничего и никого нет, автор исчезает... меня он восхищает как высшая степень совершенства.
Да, произошла революция 1917 года. Да, были ужасы Гражданской войны. А кто прав? Никто не прав! Шолохов – единственный из наших художников – понял это и показал. В «Тихом Доне» нет правых. Григорий Мелехов остаётся под чёрным солнцем. Он был белым, был и красным. Шолохов изображает всю мерзость и тех и других. Все они преступники, бандиты, аморальные люди.
Горький, который, как и его книги, был во многом спором, полемикой, поиском истины, - становится непререкаемой догмой. У него оставляли лишь бесспорное, очевидное, понятное. Его лишали и тайн, и неудач. А что, если насильственно отсекая всё сложное, мучительное, мы лишаем его жизни, обескровливаем его гений?
Работа писателя над языком? Для меня она сводится прежде всего к тому, чтобы с предельной ясностью высказать мысль, воспроизвести обстановку действия, воссоздать детали. Поэтому никаких особых задач по языку я перед собой не ставлю. Слово для меня существует лишь в связи с идеей, характером, подробностью жизни, которые мне важно выразить, донести. Всегда боялся и до сих пор боюсь нарочитости в языке — словесных красок, изысков, орнамента, экзотики. Всего этого словесного украшательства, изобретательства, которое часто ставится самоцелью и мешает читать.
Если вы посмотрите, какие книги ныне выходят массовым тиражом, то увидите, что это литература довольно низкопробная. Я не осуждаю тех, кто её читает. Люди устают на работе, хотят отвлечься, остаться наедине с книгой, которая не требует душевного сопереживания и умственных усилий. Но у советского и русского – ещё дореволюционного- человека преобладал иной подход к литературе. Литература как откровение. Литература как проповедь. Сегодня такого подхода нет. Изменился не только рацион чтения. Изменился весь рацион жизни.
Если отрывки из интервью заинтересовали вас, обращайтесь к нашему списку:
1. Твори любовь, а не войну / беседовала Е. Боброва // Рос. газ. – 2017. – 4 апр. – С. 12.
2. Лейтенант прорывает блокаду / беседовала Е. Боброва // Рос. газ. – 2015. – 25 марта. – С. 12.
- Нужно возмездие! / беседовала В. Оберемко // Аргументы и факты. – 2012. - № 52. - С. 3.
- Победа за Граниным / беседовала С. Боброва // Рос. газ. – 2012. – 29 нояб. – С. 22.
- Иду на грозу / беседу вёл В. Выжутович // Рос. газ. - 2009. - 6 окт. – С.1,7.
- Непраздничные мысли накануне Дня Великой Победы / записал С. Сергеев // Известия. - 2009. – 5 мая. – С. 4.
- Восстание лакеев: Даниил Гранин и Александр Мелехов о тайных пружинах социальной зависти // Рос. газ. – 2008. – 25 дек. – С. 26.
- Подайте богатому на скромность / беседовал В. Угрюмов // Рос. газ. – 2007. – 10 янв. – С. 1, 9.
- Жизнь снова имеет смысл // Аврора. – 1989. - № 1. – С. 9-37.
- Бесконечность поиска истины / записал А. Романов // Наука и религия. -1988. - № 9. - С. 4-6.
- Это дальнее и близкое / записала И. Ришина // Лит. газ. – 1987. - 27 мая. – С. 4.
- Минувшее и грядущее / записал А. Романов // Наука и религия. – 1986. - № 4. – С. 46-47.
- Ответственность подлинная и мнимая: монолог о времени и о себе // Лит. газ. – 1986. – 12 февр. – С. 4.
- Далёкое близкое… / записал А. Романов // Наука и религия. – 1984. - № 9. – С. 46-47.
- Это было при нас… / записал Л. Лазарев // Вопросы литературы. - 1984. - № 9. – С. 105-136.
- Кто-то должен идти на грозу / записал В. Оскоцкий // Вопр. лит. - 1977. - № 7. – С. 168-199.